|
|
|
|
||||||
|
|
||
|
|
|
|
|
Маргарита Минеева
«Уезжали, покидали, расставались...» - это - первая строка из самой известной песни Юрия Кузнецова. Её я и решила положить в заглавие нашего разговора. Юрий Кузнецов
родился в Москве, живёт в
Нью-Йорке, пишет песни и не
рвёт своё сердце надвое. Он просто умещает в
нём две любви: Америку
и Россию. - В
те годы, Юрий, когда
ваша семья поднялась в
эмиграцию, с вашей фамилией покинуть страну было так же непросто, как с
другой там жить. К тому
же вы были
вполне устроенным человеком.
Зачем вы ринулись в эти
хлопоты? -
Не всё дело во мне. Я ведь жил не один.
А семья моя переживала много неудобств, живя
в той стране. Всем понятно,
о чём речь. Мы там многого были лишены и, прежде всего – духовной свободы... - Юрий, вы бы
прямо сказали: «Я человек русский, но по жене я еврей» -
и всем сразу станет всё
понятно. -
Именно так. Вы
хорошо сформулировали. Это точно то, что я
испытывал, живя на родине. Это и стало причиной нашего отъезда. - Ваши
чувства понятны. Но
вы сейчас произнесли слова «на родине» без эпитета «бывшей». Это созвучно и моим ощущениям: бывшей родины не бывает. Но, вероятно, это легче осознавать мне и
тем, кто приехал сюда недавно
и совсем из иной страны, чем та,
которую покидали вы и ваша
семья 15 лет назад.
Тем не менее, в
песнях ваших нет ни злости, ни
ненависти… -
Конечно, нет. Вы правы.
Её и не должно быть. Мы ведь помним не начальников и власть, а тех, с кем нас сводила личная жизнь, дружба,
любовь, будни и праздники. Несмотря на неприятности, которые нас
выталкивали на чужую землю, там
осталась большая часть жизни -
там осталось детство,
юность, прекрасные воспоминания молодости.
Конечно, во многом на наше
отношение к эмиграции, влияет возраст. Но, видимо, дело ещё и в жизненном опыте, который у всех
разный. Одни там жили более или
менее комфортно, и потому не очень клянут страну,
другим – досталось. Их тоже
можно понять. - А я думаю,
многое заложено в характере, в
потенциальной способности помнить и забывать, любить и ненавидеть, мстить и прощать... - Может
быть вы и правы. Но всё-таки чувства
рождаются на основе опыта. А опыт этот у всех разный. - Недавно
я познакомилась с замечательной русской
семьёй. Оказалось, что они
здесь с 1949 года. Уже три поколения родились в Америке, а они всё ещё называют себя
русскими. Они все, от стара до мала,
прекрасно говорят на родном языке, интересуются историей,
культурой России, хоть получили
американское образование. То есть,
у них есть потребность в
сохранении традиций. Тем не менее, я знаю людей, которые считают, что
в Америку следует уходить, растворившись. Что вы думаете об этом? - Конечно,
семьи, которым удаётся удержать
традиции – редкость. Я знаю,
как тяжело сохранить, унаследовать язык. Особенно
трудно внушить это детям,
которых здесь с самого рождения окружает совершенно другая языковая среда. И она уже им родная. - Одно дело – тяжело, а другое дело – нужно
ли? Некоторые и не
пытаются этого делать. - Мне кажется, большую услугу окажут родители
тому ребёнку, которому помогут сохранить и язык, и понятие о
той культуре, из которой они
вышли. - ...
тем более, что здесь не мононациональная страна... - Я об
этом часто думаю
и всё это есть в моих песнях: «Этой
жизни дорог исходивши без счёта,
мне пора отдохнуть и подумать в
тиши. Что мы
родом из детства, - сказал верно кто-то - вот оно
заиграло на струнах души...» - Тем не менее, в
ваших песнях не столько ностальгии,
сколько здравого смысла. Одна из них меня поразила совсем нетрадиционным настроением. Она называется «Фронтовики, наденьте
ордена». Вместо ожидаемой бравурной
музыки и оды фронтовикам, я
услышала несвойственные этой
теме интонации. Она
написана от имени фронтовика и обращена к молодёжи.
Песня звучит, как попытка
оправдаться. - Дело в
том, что эта песня появилась, когда
я случайно услышал здесь по
русскому радио высказывание некоего
молодого человека. Оно
звучало, приблизительно так:
«Ну, зачем эти люди надевают
ордена и гордятся своим прошлым? Чем
они, собственно, гордятся? Ведь,
воевать-то надо было совсем на другой
стороне». Я
не участник войны – был ещё
молод. Но близкие
для меня люди погибли в той
войне. Да и не только у меня. Погибли миллионы. Они воевали с конкретным врагом – с
фашизмом. И не важно,
в какой национальной армии
состояли те, кто объединились против этого страшного врага. Мне
показалось высказывание
того молодого человека
кощунственным. Я знаю,
что он не одинок в своих
заблуждениях – в России, тоже
есть те, кто придерживается
такого же мнения. И это
опасно. Я написал эту песню не в оправдание, а
скорей в назидание молодым. - Прожив большую часть жизни в Москве, вы достигли там
хорошего положения, приличного уровня жизни, и даже наград от государства. И всё-таки вы уехали. Как пришло к вам это решение? -
Я прекрасно видел и понимал обстановку
и трудности, которые испытывала
моя жена. Но я так же понимал, что с этим я ничего не смогу
поделать. Всё это от моей воли
не зависело. Оставаться там с сознанием своей беспомощности было невозможно. И терять было нечего, потому, что ничто
не имеет значения в сравнении со
свободой и чувством человеческого
достоинства. - Чем вы
занимались в Москве? - Я
окончил МВТУ им. В.И. Баумана. Работал на предприятиях оборонной
промышленности, в научно-исследовательских институтах. Мы делали ракеты. - Значит, вы работали, как тогда говорили, «в ящике». Как же
вам удалось уехать? - Вот
поэтому мы долго и не могли уехать. Нас держали «в отказе»
восемь лет. Тогда-то и
укрепилась мысль о правильном решении.
Натерпелись мы вдоволь за эти
годы. - Натерпелись, а злость с собой сюда не привезли. - А, что
её за собой
возить. Здесь нужно было
начинать новую жизнь. А это можно
делать только с лёгким сердцем. Иначе, ничего не получится... - Ваши
весёлые, юмористические песни
подтверждают этот тезис.
Вообще, вас можно назвать многожанровым сочинителем. Есть у вас песни
– почти поэмы - лирические, ностальгические. Есть патриотические – кстати, уже американские песни.
И немало весёлых, даже
смешных песенок, которые звучат, как
интермедии на эстраде... - Для
меня авторская песня – это зарифмованное настроение. У меня она появляется, как отклик на конкретную ситуацию. - Было время, когда в России авторская песня стала массовым явлением. Она
полонила всех абсолютно. Те, кто не
сочиняли – просто
пели. А кто не
пели – слушали. Это была эпидемия. Теперь мне
кажется, этот интерес угас в
России, а здесь, тем более, он
приглушён. - Я
не могу с вами согласиться. Когда я жил в Москве,
мне не довелось бывать на фестивалях,
на слётах КСП.
Я и не стремился туда.
Мне казалось, что мне
там нечего делать. Пою себе и
пою. А, что других слушать? Впрочем, своих песен я тогда не писал, пел чужие. А
вот здесь в прошлом году
мы с женой отправились на
такой слёт КСП. Он
проходил в Пенсильвании. И, знаете, туда приехали тысячи народу. И не
только с разных концов Америки,
но из Израиля, из России, из
других стран. И приезжают не только петь, но просто слушать. На
фестивале было очень много молодых авторов. Нет.
Я не могу сказать, что интерес к этому
жанру угас. - Мне кажется, что авторской песне в
определённом смысле повредило её
почти слияние с
тем, что теперь называют «русский шансон». Кстати сказать, я никак не могу
понять этого словосочетания.
Если «русский», то почему «шансон»? - Для меня нет исчерпывающего
слова для этого вида творчества. По-моему, и понятие «авторская песня», и
«бардовская песня» тоже не
корректны. Кто такой бард -
поющий человек с гитарой? Но,
Николай Сличенко – народный
артист СССР - тоже выходит на сцену с гитарой. Не придёт же вам в голову назвать его бардом. - Михаил Мармер,
которого называют патриархом КСП, нашёл,
на мой взгляд, самое подходящее определение: «поющая поэзия». Может быть это правильнее всего. - Но, конечно, называть поэзией
блатные песенки с дурными рифмами
нельзя. И в этом смысле, вы
правы - родство с «русским шансоном» не делает чести жанру.
- Вы сказали, что прежде, чем начали
писать собственные песни, пели чужие.
Наверное, и Высоцкого
пытались, как теперь говорят,
«озвучить»? Извините за словечко,
но в данном случае оно мне кажется
уместным, поскольку петь Высоцкого умел только Высоцкий. -
Действительно, надо иметь особую
смелость, чтобы петь Высоцкого. Его
уникальность не только в самих песнях,
но и в исполнении, в его особом голосе. Я попробовал однажды
спеть его песню и понял, что
эти попытки не нужно повторять. Никто не
может петь Высоцкого, кроме
него самого. Подражатели есть.
Исполнителей - нет. - У вас,
кажется, нет музыкального образования.
В связи с этим у меня вопрос: не
испытываете ли вы
недостаток базовых навыков?
Не поддаётесь ли чьему-то влиянию
при сочинении песен? Вполне ли
уверенны вы и самостоятельны во время
«производственного процесса»?
Я спрашиваю об этом потому, что мне иногда слышится
в ваших песнях влияние Окуджавы, его интонации. В
частности, ваша песня «Прошёл
летний дождь» по-моему,
перекликается с
окуджавской «Новогодней ёлкой». - Я очень боюсь чьего-то влияния. Да, такая опасность, действительно
есть. Но в данном случае, я должен
оправдаться: Окуджава никогда не использовал пейзаж в своих песнях. И в
мелодии я тоже старался быть непохожим, хотя тема и настроение песни, возможно
перекликаются. Мой первый слушатель и критик – моя жена. Она
всегда замечает такие вещи. И я, конечно, очень прислушиваюсь к её мнению. Что касается музыкального образования, то
вы правы, его
у меня нет. Испытываю ли я трудности? Да, испытываю. Иногда очень долго ищу
верный музыкальный оборот, мелодическую линию. Но, я думаю, что пресловутые
«муки творчества» терзают
сочинителей независимо от
образования. Таковы условия
творческого процесса. - Вы
сказали, что боитесь чьего-то влияния.
А на самом деле нужно ли этого
бояться? В любом случае, на нас оказывают влияние те, кто до нас уже
что-то сделал. Может быть, просто
стоит прислушиваться и правильно пользоваться этим
наследством? А влияние
Окуджавы не может повредить сходством, если это не подражание, а
лишь созвучие. Есть модное
теперь слово – менталитет. Говоря
по-русски - образ мыслей... -
Наверное, это настрой поколения. Если говорить о менталитете Окуджавы, то
он отражает свойства не одного
человека, а большого
культурного пласта, к которому он принадлежал. И конечно, в этом смысле, все мы в разной степени ощущаем на
себе его влияние. Вот
теперь мы живём в Америке. Говорят, что русские и американцы очень
похожи друг на друга. Я совершенно с этим не согласен.
Американцы большие индивидуалисты.
Это в характере. Россияне –
более общинный народ. Мы всегда жили теснее и от этой
привычки не отказываемся, и
здесь. - У вас
есть песня, посвящённая поэту Константину Николаевичу
Батюшкову. Мне нравится эта
песня. Но, почему именно ему? Более
двухсот лет нас разделяют, а вы сейчас
вдруг – Батюшкову... - Если вы
спросите меня, могу ли я что-то прочитать наизусть из Батюшкова, я скажу - нет.
Но бывает, что имя
само просится в песню. И
тогда его надо впускать. Я рад, что
песня вам понравилась. - Наверное,
в Книгу Времён вписаны миллионы талантливых людей: поэтов, композиторов, писателей, философов. А в результате кто-то становится известен,
почитаем и даже знаменит при жизни,
а чьё-то имя всплывает лишь через века. И разобраться в этой
системе божественного отбора, наверное, никому не дано. -
Наверное, не дано. Моё
понимание этого явления
останавливается на степени таланта. Ничего другого я придумать не могу. -
Юрий. Я послушала штук тридцать ваших
песен и определила вас, как
лирика-стайера, говоря шутливо: в каждой
песне размеренность,
неторопливость - чувство долгой дистанции.
Это свойство вашего характера или
опыт, пришедший с годами? - Мне
трудно судить. Наверное, это было
всегда. Но, конечно, к
характеру добавляется жизненный опыт и
поддержка близких людей, которые
вселяют уверенность и дают
опору. Я, ведь,
песни начал сочинять недавно –
два года назад, когда отпраздновал своё 70-летие. Открылось второе дыхание. За два года сочинил порядка 60
песен. Не все они равноценны, но я их все очень люблю. Они мои. Сначала
сочинял, не думая выступать на сцене.
Но потом, как-то само собой получилось: пригласили
спеть в концерте одну песню, потом две. А потом пришёл азарт, и я подготовил полную программу. Записал два диска. Теперь,
когда состоялось уже несколько концертов,
я обнаружил, что
у меня появилась и своя публика. Я был поражён, увидев в зале молодые лица.
Конечно, начав такую работу, топтаться на месте
уже нельзя. Надо
думать над качеством не только
самих песен, но и антуража, и
сопровождения. Теперь мы
выходим на сцену не
вдвоём с моей гитарой, а
втроём: с нами замечательный пианист-аранжировщик -
Михаил Павловский. Он
профессиональный музыкант, талантливый
и чуткий. Михаил
в нашем творческом
коллективе, как раз и компенсирует тот
недостаток музыкального
образования, о котором мы с вами говорили. С ним
мои песни обрели новое звучание. - Вы
уже много лет в Америке. Наблюдаете ли вы в себе перемены, которых не могли бы предсказать, живя
в России? Как изменилось ваше
отношение к жизни, ваше восприятие её? -
Нет. Могу определённо сказать – я не изменился. Несмотря на то, что я
свободно говорю
по-английски, проработал здесь 15 лет
на государственной службе, заработал
пенсию, знаю американские законы и
понимаю американскую жизнь - американцем я не стал.
Я
приехал сюда в довольно зрелом
возрасте. Большая часть жизни всё-таки
прошла там. Там сложился мой
характер. И весь мой
«личный багаж», который
накопил - я
привёз с собой и здесь
сохраняю. Возможно, кто-то и
в моём возрасте сумел приспособиться,
перестроиться. Но я не стал американцем. - И кто знает.
Может быть, в этом и есть великая мудрость: оставаться собой. -
Наверное, сейчас самое время
сказать большое спасибо
вам, и «Народной
волне» за то, что вы есть. Ваше радио создаёт
ауру, пригодную и
необходимую для существования русской
диаспоры. - Мы стараемся. Вы сказали,
Юрий, что впервые начали
сочинять и петь песни в 70 лет.
Это не может не восхищать.
Своим примером вы показываете, что нет у человека возраста - есть только опыт и
шкала ценностей. Успеха вам. -Спасибо. ----------------------------------------
Интервью с
Юрием Кузнецовым прозвучало в
эфире радиостанции «Народная волна» 29
мая 2004 года. Послушать песни Юрия Кузнецова можно на сайте: http://mysite.verizon.net/vze1ugv9/disks/index.html
|
